ГЛАВА 3
Минус тайны
-Я бы рассказал больше. Но я не успел. Моя вторая мировая. Вторая смерть. Прервала эту историю.
Неправда! Никогда не верьте никому, кто говорит, что я мёртв. Пусть даже это говорю я сам. И вообще, умирать – чертовски глупое занятие. Люди умирают лишь, когда сами этого хотят. Просто порой они не знают, что им этого хочется. Может виной всему эти проклятые кадры, которые так быстро идут? Ч.И.В.О.???
Что я вообще несу? И почему я на крыше, почему рука в крови, почему я не чувствую боль? А главное - почему я спрашиваю об этом тебя, и откуда ты здесь?
-Это все вопросы?
-Нет, ещё я хочу знать, откуда тебе всё это знать?
-Действительно.
-Тогда может быть, ты скажешь, как тебя зовут. А то, как-то это не круто обращаться к тебе «О, мой уважаемый собеседник».
-Моё имя – звук, если тебе так интересно…
-Не, это никуда не годится. Обычно сначала говорят настоящее имя, а уже потом называют свой никнэйм.
-Моё настоящее имя никак не отражает моё настоящее я. Не вижу необходимости тебе его называть.
-Ну, как хочешь. Тогда я сам придумаю тебе имя. Хм, как бы тебя обозвать… О! Знаю! Назову тебя Эдвардом! Нет, не прикольно. Надо что-нибудь ещё более динозаврическое.… А, знаю, ты будешь Вильгельмом. М? Как тебе новое имя? Мне нравиться. Когда узнаю тебя получше, буду безобразно его коверкать и путать с другими именами. Ну ладно, надеюсь, ты передумал и назовёшь мне своё имя. Хотя нет, не надеюсь. Вильгельм – это веселее.читать дальше
-Ладно, как хочешь. В общем-то, это неважно. Важно то, что тебя хочет видеть Да. Сегодня в семь часов. И ещё он просил не опаздывать. В прошлый раз ты его довольно сильно огорчил.
-Откуда ты знаешь, что я игрок? – я вообще не понимал, что происходит, к тому же мало, что помнил, а точнее вообще не помнил последние часа два. А разговор с этим непонятным человеком, который зовёт себя «звуком», и которого я зову Вильгельмом, и которого на самом деле вообще чёрт знает, как зовут, ещё больше меня путал.
-Я скажу даже больше. Я знаю, что ты бегущий. Так сказал Да. Хотя, он мог бы и не говорить, это и так видно. Попробуй представить себе человека в одном свитере в двадцатиградусный мороз, от которого ещё и пар идёт.
-Ну да. Мог бы догадаться. А ты…, - тут я запнулся. Я почувствовал, как к горлу подошёл неприятный привкус крови. Я сплюнул и попал на штанину Вильгельму.
-Проклятье! Если бы ты был шритхаймом, ты бы умер на месте. А так придётся оставить тебя в живых. Но, во всяком случае, я не советую тебе повторять этот подвиг, - я не мог понять, шутит он или нет. Всегда интересно общаться с такими людьми, хотя иногда и чревато последствиями.
-Как говаривал один мой друг «К обновке!».
Собеседник стёр с джинсов кровь.
-Ну да, конечно… Может тебе не составит труда харкнуть ещё мне на куртку, кеды и свитер за одно? В кое то веки приоденусь, – всё это он произнёс совершенно беспристрастным тоном, так что я не мог позволить себе засмеяться. Вдруг он нахмурится? И тогда я в буквальном смысле умру от смеха, - Да ладно тебе, расслабься. Я не серьёзно. Короче, слушай внимательно. Мне кажется, ты переусердствовал со своей пробежкой. Учись контролировать свою скорость. Иногда она может тебя ударить. И судя по всему, ты с этим столкнулся. Это объясняет кровь изо рта и твою частичную потерю памяти. Я вот только не пойму, почему твоя ладонь ранена. Ну-ка покажи… Да, странно.
-Дмитрий Графов предложил бы весьма забавную версию ранения моей ладони…
-Кто это такой? Я будто слышал это имя раньше, хотя не уверен.
-Это один весьма забавный элемент, с которым мы учимся в одном универе.
-Ладно, это не столь важно. И, честно говоря, не интересно. Есть планы до двух часов?
-Нет. А чиво?
-Вот и Да сказал, что не должно быть. Значит, давай спустимся с крыши и зайдём в одно интересное место.
Интересное место называлось «брюхо». Обычный пивной бар, выгодное преимущество которого перед любыми другими заведениями такого сорта состояло в том, что кружка пива стояла всего тридцать рублей. Оказывается, есть на свете справедливость! К тому же оно совсем не показалось мне отвратительным. Вполне сносно. Да и пить из деревянной кружки вмещающей литр(!) весьма и весьма приятно.
После кружки пива я понял, что больше не могу молчать.
-Научи меня играть. А то я среди игроков я себя чувствую как.… Как кто? Наверное, как конюх среди египетских астрономов. Я же ничего не знаю. А если меня вычислят? Если какой-нибудь боец незаметно свернёт мне шею в час пик в вагоне метро? Научи меня хотя бы осторожности. Я вижу, что ты опытный игрок. Не знаю, почему. Не могу объяснить. Может, потому что тебя зовут Вильгельм, а может, потому что Её уроки не прошли даром.
-Это как?
-Ну, Она - это моя знакомая. Вообще то Её имя не склоняется, но я уже слишком привык извращать его. Так вот, Она учила меня чувствовать плохих и хороших людей. Долго она меня натаскивала. Где-то месяц подряд я тупо приезжал на Невский, усаживал своё седалище на землю и смотрел на людей. Сначала ничего не получалось, но потом стал что-то чувствовать. Как Она мне объяснила, я чувствовал очень плохих и очень хороших людей. В те времена их ещё было поровну…
-Ну, а дальше? – Вильгельм уставился на меня с неподдельным интересом.
-Экий ты благодарный слушатель! Подумать только! В общем, от них исходило что-то вроде тепла. Потом научился понимать, что «тепло» это разное. У плохих людей оно давило свинцовым одеялом.… Хм! Ну, блин, сказанул!.. Ладно. А то тепло, что исходило от хороших людей, было… другое какое-то,… не объяснить. Надо чувствовать. Чтобы понять прав я или нет, спрашивал у них, как пройти к космодрому. Пока обучался, получил фонарь под око и выслушал немало мата. Зато один мужик купил мне карту города и области в доме книги. Сказал, что если здесь космодрома не найду, лучше оставить это мероприятие, ибо это далековато. Короче говоря, я кое-как научился отличать мерзавцев от хороших людей, никак с ними не контактируя. Круто, правда? Вот я и думаю, вдруг это как-то связанно с тем, что я вижу в тебе опытного игрока. Хотя, может, это я всё просто выдумал и сам же в это поверил. Не знаю.
-Ну, должен признать, не ожидал от тебя такой прыти. Чувствовать такое – привилегия немногих игроков, а ты ещё тогда и роль то не получил. Ты ведь чувствовал шритхаймов и стеннехов. Просто шритхаймы питают злобу ко всем окружающим людям, и ты чувствовал это своё «свинцовое одеяло». А от стеннехов ты чувствовал «защиту». Это ты конечно выдал! Вот Да удивится такому. Хотя он последние лет сто уже устал удивляться. Но, в любом случае, за него удивлюсь я, - мой собеседник вытаращил глаза и открыл рот. У него так смешно получилось, что я не выдержал и прыснул от смеха в своё пиво, забрызгав его пеной. Вот этого я не ждал. Он лишь невозмутимо снял очки и протёр стёкла. – К обновке, да?.. А эта твоя «Она», она игрок?
-Сам хотел бы знать, но знаешь, что мне сказал Да?..
-Знаю, - усмехнувшись, перебил Вильгельм, - Знал бы ты, как мне в своё время осточертели эти его туманные ответы.… Но он прав. Ты и сам понимаешь, наверное, что человеку нельзя знать всё. Что-то должно быть от него скрыто, порой для его же блага. Он и не должен говорить тебе ничего. А раз он попросил тебя придти, значит, он всё же хочет тебе что-то сказать, так что прими это за большую честь. Многим игрокам вообще не доводилось слышать его голоса. Видимо, ты его и, правда, заинтересовал. Мои поздравления. А я тебя играть вообще не могу научить – у меня же своя роль, откуда я знаю, что делать бегущему?
- А что делают другие бегущие?
-Честно говоря, ты первый бегущий, которого я встречаю. Во-первых, потому что бегущий довольно редкая роль, а во-вторых, за всю историю игры ни один бегущий ничем особо важным не отличился, они не гасили свечи, не убивали игроков, не становились наблюдателями. В общем, это довольно неприметные игроки. Однако шритхаймы, почему-то всегда интересовались вашими способностями. А, может, и не способностями… Не знаю, что у них вызывало такой интерес, но их охотники всегда больше гонялись за бегущими, чем за лучшими бойцами стеннехов. Так что будь очень осторожен. Да сказал, что ты неплохо бегаешь, но ты больше делаешь упор на скорость, чем на выносливость. Это может сыграть с тобой злую шутку, если за тобой идёт охотник. Хотя охотник здесь даже не обязателен. Тебя же шибануло утром…. А насчёт Оны… Она… Неё, короче…
-Вот и мне куда удобнее бессовестно склонять её имя.
-Насчёт Неё, почему ты сам не спросишь, игрок она или нет?
Я растерялся и сник. Действительно, почему?
-Ну не всё так просто…
-Всё просто, а если тебе и кажется это сложным, то поверь, выведать у Да будет куда сложнее.
-Допустим, - мне не хотелось поднимать эту тему. Наверное, я помрачнел. Вряд ли будет очень здорово, если Вильгельм заметит это. Я встал и пошёл ещё за пивом. И пока шёл туда и обратно, невероятным усилием воли запихнул глубоко внутрь всё, что могло меня выдать и, похоже, у меня получилось, а может, он просто не был обделён вежливостью, и не замечал специально. Так или иначе, меня устраивали оба варианта. – Слушай, а зачем вообще всё это?.. Игра, свечи игроки,… что-то я совсем не въезжаю,… голова идёт кругом от всех этих чудес в решете. Мне показали дофига чудес, и никто так и не указал мне на решето, хотя я и спрашивал. Это не гуманно.
-Не тебе судить, что гуманно, гуманоид… - он фыркнул, усмехнувшись, и вместе с ним хохотнул я. Похоже, не я один люблю извращаться всякими забавными словечками, хотя ничего смешного в них вроде бы никогда не присутствовало. – Знаешь, как стать хорошим игроком? Не задаваться такими вопросами. О предназначении игры судить не нам. Тебе выпала великая честь получить роль. Радуйся и береги её. А какое тебе дело до того, за что тебе она досталась? А что касается свечей, то тут всё банально, чем больше свечей добра горит и больше свечей зла потушено, тем стеннехи чувствуют себя лучше…
-Это как?
-Ну как это как? Просто счастливее. Некоторые сильнее. И наоборот.
-А почему свечи зла? Что в них такого злого? И вообще, почему шритхаймы считаются злыми, если вы так же убиваете их игроков, тушите их свечи…. Кто прав? Не ужели вы не можете не тушить свечи вообще. Пусть у каждой стороны будет по шесть. И волки целы и овцы сыты… ну или наоборот… ты понял, короче.
-Главное различие между нами конечно не в свечах, бестолочь ты этакая. Они - те, кто хочет уничтожить все декорации, а мы считаем, что они имеют право на существование. Мы – защитники. Поэтому декорации окрестили нас добром, а их злом. Это ведь их слова. Просто говорить на Древнем Языке Игрока, уже давно не умеет абсолютное большинство игроков. Там всё было куда более корректно, и ничто не указывало на принадлежность враждующих сторон к добру или злу. Когда игроки говорили на этом языке, они все понимали, что Добро и Зло – куда более сложные вещи, чем кажутся с первого взгляда. Вот никто и не претендовал на то чтобы принадлежать к тому или другому. А насчёт соглашения – это ты сморозил. Ни один шритхайм никогда не согласится на это. Им нужна лишь полная победа. Тогда город станет таким, каким они хотят его видеть – он задушит всех, кто не принадлежит к их числу. Ты чувствуешь, что раньше тебе гораздо лучше жилось? Года два назад был полный баланс, а сейчас соотношение свечей стало шесть к четырём. Это не смертельно, но дышать нам стало труднее, и в том числе, в буквальном смысле. Чертовски мало игроков, умеющих искать и тушить свечи, но ещё меньше тех, кто умеет искать и зажигать свечи. Поэтому большая часть игроков просто воюет.
-Слушай, а почему вы просто не встретитесь «стенка на стенку», да и всё? И война закончится за пару дней. Почему такого до сих пор не произошло?
-Ну, во-первых, не вы, а мы…. Ты теперь в рядах стеннехов, и уже не отвертишься. Воевать тебе ещё придётся, я уверен. И никакая твоя мораль, никакие понятия о чести тебя не уберегут от необходимости убивать. На этой войне пацифисты живут очень не долго. Большинство из них тут же превращается в солдат. Так что, как бы тебе не хотелось, не быть частью игры, это невозможно. По крайней мере, для тебя. Хотя у каждого есть шанс стать наблюдателем, например.… А во-вторых, война ведётся, не для того, чтобы перебить всех, а для того, чтобы изменить баланс в свою сторону. Если будут гореть все и только свечи добра (а я верю, что так будет), шритхаймы будут уже не шритхаймами. Они встанут на нашу сторону, и наступит мир. Или наоборот. Они выиграют, и мы, как и весь этот мир, станем тьмой. Или, по крайней мере, сродни ей.
-Ух ты, - я больше ничего не мог сказать. Только что этот игрок, сидящий напротив меня и с нескрываемым удовольствием наблюдающий мою встревоженную, удивлённую и глупую физиономию, рассказал мне главное. Не вдаваясь в подробности, но именно самую суть. Я вдруг понял, персонажем, какой интересной, странной и не совсем доброй сказки я стал. Поэтому я просто молча сидел, уставившись на дно опустевшей кружки, и переваривал его слова и пиво. А он и не пытался мешать этому процессу. Но минут через пять я не выдержал тишины, -И ты молчишь…. Видимо, бывают и более приятные собеседники, чем я, а раз уж я заткнулся, надо пользоваться такой возможностью, не так ли?
-Так ли. Ты просто невыносим, приятель. Так что поднимайся и беги к Да. Оставь немного сил, чтобы достать и его. Да, и будь осторожней, не бегай по людным улицам. Всё же старайся бежать более незаметными маршрутами. Если уж приспичит прогуляться по Невскому, не беги ни в коем случае. Там самая большая концентрация игроков на квадратный метр. Там лучше вообще себя не проявлять никак и никогда. Шансы, что тебя заметит шритхайм – около 30%, я бы сказал. Так что там никогда не выпендривайся. Ну, всё, до встречи, вон с глаз моих долой.
-До встречи? А мы ещё встретимся?
-Мир тесен, а Питер ещё тесней, а уж этот Питер – это, в сущности, как моя прихожая. Не возможно снять пальто, не заехав локтем по лбу знакомому…. Мда.… Не очень понятно я сказал, наверное…
-Ну почему же? Я понял.
Я вышел за дверь и осознал, что лучше мне сейчас вообще не бежать. Мне бы хотя бы идти бы ровно…Видимо, пиво было чуть крепче меня. Благо, метро оказалось поблизости. Через пять минут я уже укрылся за его дверями от ужасно надоевшего мне зимнего Питера.
Народу было немало…. К чему бы это? Вроде бы, час пик не должен был предвидеться, по крайней мере, ещё часа три. Тем не менее, толпа жевала людей безжалостной, хотя и не смертельной, мясорубкой и заставляла задуматься о правильности метрошных часов (или о правильности моего зрения). Я чуть постоял, и решил, что выбор у меня вряд ли имеется. Придётся пожертвовать кислородом и свободой телодвижений, я совсем не хотел бежать, залив в себя три литра пива. Я театрально вздохнул, как вздыхают принцессы, у которых обломалось всё счастье в жизни, и полез пробиваться к турникетам. Неприятно, но бывали давки и похуже. Например, когда тебе позарез нужно сесть в вагон, а препятствует этому плотная живая стена. В таких случаях, я просто представлял себя тонким осенним листом и пробовал влезть под аккомпанемент матерящихся пассажиров, которым этот акт, несомненно, доставлял мало удовольствия. И обычно получалось. Поэтому я решил не напрягать и свои, без того не знавшие покоя весь последний месяц, мозги, а просто попытался вжиться в роль жёлтого кленового листа. Слава Богу, на фантазию я никогда не жаловался. Думаю, это занятие просто отвлекало меня от причиняемых в давке неудобств, и я воспринимал их спокойно. Я уже почти пробился к турникету, как вдруг что-то внутри меня метнулось испуганной мышью, и я потерял душевное спокойствие. Я снова чувствовал это «свинцовое одеяло», причём настолько остро, что ни одна давка никогда не сможет сравниться с этим ощущением тяжести. Я стиснул зубы и сжал до боли кулаки, чтобы хоть как-то удержать себя в сознании. Перед глазами всё плыло и плясало отдаляясь и приглушаясь. Я изо всех сил тряхнул головой. Не помогло, я чувствовал, что вот-вот отключусь, и уже никак не смогу противится этому железобетонному теплу, выворачивающему меня наизнанку. Но я придумал, как мне выбраться. Я абсолютно не был уверен в правильности решения, но мне было уже плевать, я думал, что хуже, чем в тот миг уже быть не может. Собрав все стремительно покидающие меня силы, я закричал. Не думая о связках, и об окружающих меня декорациях. Я уже был не в состоянии думать. Зато был в состоянии кричать, и по мере того как мой крик отражался от сводов метро, я чувствовал, как ко мне возвращаются силы… и как крепнет мой крик. В самом начале он вышел очень громким даже для такого шумного места как метро, но уже через пару секунд мой крик стал ещё громче, кроме того, он стал куда более низкий и трансформировался, скорее, в рык. Я чувствовал, как вибрирует воздух вокруг. В этом было что-то очень приятное, что не описать словами. К тому же, я почувствовал, что весь мой хмель исчез в никуда. Но уже через секунду я стих. Кричать я больше не мог. Я огляделся и понял, что надо выбираться. Толпа вокруг меня явно не была в восторге от моей выходки, каждый стоял, заткнув уши руками, а тот кто не мог в этой давке вытащить руки, закрывал уши, прижимаясь к рядом стоящим рядом товарищам по несчастью. Мне даже стало стыдно за такое своё поведенье. В прочем, это не помешало мне вспомнить, что рядом со мной опасность, и если я так и продолжу стоять тут в толпе болваном, вряд ли я буду в праве надеяться на хорошее окончание этого спонтанного спектакля. Усиленно работая локтями, я начал пробираться к выходу. Благо, люди уже не шли мне навстречу после моей арии. Но веселье состояло в другом – один за одним, декорации начинали избавляться от своего оцепенения, и те освободившееся, испытывая, разумеется, самые тёплые чувства, пытались схватить меня за рукава. Я бы мог рвануть с места, я же в конце концов, бегущий, но рвануть было некуда. Меня окружало плотное живое кольцо. Однако, в те моменты, когда я опасаюсь за свою, простите, задницу, меня не так то просто одолеть. Я шёл танком, вырываясь из всех хваток… нет, не шёл, я уже почти бежал. Так что, когда я вырвался из окружившей меня массы, преградивший мне путь милиционер испытал на себе всю мощь стартового рывка бегущего. Пожалуй, я сбил его не хуже какого-нибудь американского футболиста. Перед выходом я метнул взгляд назад, и увидел, что добрая часть толпы ломится за мной к выходу. Я отчётливо чувствовал среди них шритхайма. Ещё я знал, что он пока не хочет, чтобы я его видел, и чтобы я знал как он выглядит, поэтому, враг держался в толпе. Без промедлений я вышиб дверь метрополитена, да простит меня Дмитрий Графов, и весь превратился в одну размытую линию, летящую прочь, сквозь дворы, переходы, улочки и подворотни. Вроде бы я бежал, чертовски быстро, даже для себя, и в то же время я понимал, как долго тянутся секунды. Я даже чувствовал, что моё сердце бьётся куда реже, хотя оно и так никогда не отличалось частым пульсом. Вокруг меня валил пушистый снег, хотя нет, он не валил, он почти завис в воздухе. Пожалуй, так бы он падал на луне, если б он там был. Чувство нереальности всего происходящего навязывало мне мысли, что это сон, и в то же время, благодаря другому сверлящему меня чувству, я знал что это не сон. Я ощущал присутствие шритхайма рядом. Отдалённая волна этого омерзительного тепла доносилась до меня то справа, то с лева, из-за чего я постоянно менял направление. Создавалось впечатление, будто бы я носился вокруг своего противника. Я начинал паниковать. Я никуда не мог деться, а силы при такой скорости могли закончиться в любую минуту, как, по словам Вильгельма, уже случилось со мной этим утром. Как только я вырывался из окружавшего меня чувства опасности, оно вновь подступало с другой стороны. Нужно было опять родить неожиданный ход, и чем скорее, тем лучше. Но моя голова отказывалась работать. Работали только ноги. Я снова почувствовал шритхайма сзади и влетел в очередной двор.
Проклятье. Тупик. Это был обычный питерский колодец. Выхода больше не было. Я остановился и шарил глазами по разбитым стенам окружившего меня двора. В парадку! Нет, везде закрыто – домофоны. Пока я думал, я увидел, как не спеша, в арку двора вошёл мой враг. Из-за недостатка света, я видел только его силуэт. Высокая фигура в длинном пальто. Шритхайм остановился и скрестил руки на груди. Он ждал. Ждал, что я попытаюсь вырваться из подворотни, проскочив мимо него. Он бросал мне вызов. Вокруг нас воцарилась самая жуткая тишина, которую только можно представить. Мы стояли друг напротив друга, как дуэлянты в вестернах, неподвижно и молча, и не смотря на то, что противник по моим ощущениям был более чем грозным, я каким-то образом чувствовал, его напряжение. И напряжение это даже превосходило моё. Если бы у этого чувства был запах, во дворе бы отчётливо пахло порохом. Как бы то ни было, я тоже не решался начать свой разгон, хотя, другого выхода, похоже, не было. А вдруг у меня не хватит сил? Я ведь так долго их тратил… Ладно, допустим, я смогу пробежать, а что дальше? Продолжить бег, не зная, на сколько меня ещё хватит? И всё же это было гораздо лучше, чем стоять здесь и задыхаться от тяжёлого тепла, задаваясь риторическими вопросами.
-Ну давай, слабак, сделай же хоть что-нибудь, - пожалуй мой второй и суровый я был мне сейчас необходим, как никогда, - если не можешь драться, имей смелость хотя бы на то, чтобы сбежать.
Я выдохнул из себя воздух, и с силой втянул в лёгкие новый – вряд ли я стал от этого более спокойным, но, как ни странно, решительности во мне сразу прибавилось. Я сделал шаг навстречу противнику. Ещё один. Быстрее. Быстрее. Время опять растянулось бесконечной жвачкой. На прямой в двадцать – тридцать метров мне предстояло развить свою максимальную скорость. Я слабо верил в успех, но всё же, как всегда, я старался не думать о том, что будет в случае неудачи. Я увидел, как шритхайм широким взмахом развёл руки в стороны, и успел заметить сверкнувшие в его руках лезвия. Безотчётный страх пронзил всё моё тело, но не тот страх, который делает из человека безвольное существо, готовое смириться со всем, а страх, который заставляет думать быстрее и точнее. Миллисекунды мне хватило на то, чтобы окинуть часть двора взглядом и заметить окно и автомобиль под ним. Успею ли? Я уже набрал неплохую скорость и вот-вот влечу под своды арки… Скользко. Но даже снег и лёд были мне подвластны в тот миг. Я развернулся будто в шиповках на прорезиненной дорожке стадиона, а в следующую секунду я уже влетал на крышу автомобиля. В прыжок с его крыши в окно второго этажа я вложил, все силы, которые у меня остались. Треск и звон стекла. И я падающий на лестничную клетку. Обессиленный и изрезанный стеклом. Я думал, что так. Но я ошибался. Если человек любит жизнь и не хочет с ней прощаться, он просто не может быть обессиленным, особенно, если этот человек – я. Так что через мгновенье я уже был на ногах и звонил во все двери. К моему облегчению, ждать пришлось недолго, и мне тут же открыл дверь мужик в халате и бутылкой в руке. Наверное, он даже не заметил, как я проскочил мимо него в квартиру, зато он, наверняка услышал как я пробил его стекло на кухне. Стыдно? Да, нет, стыдно мне не было! Просто когда ты думаешь, что смерть пытается схватить тебя за ляжку, ты вряд ли подумаешь о нанесённом кому-то бытовом ущербе. А мне, летящему из его окна на улицу было тем более не до того. Мне вообще было не до чего. К этому моменту все мысли переросли в одну, захватившую всё моё существо – БЕЖАТЬ. Я довольно удачно приземлился, перекувырнулся и продолжил бег. Никаких ссадин и ран я тогда не чувствовал, зато чувствовал, что погони больше нет. Тяжёлое и недоброе тепло больше не касалось меня. Это, однако, не позволяло мне прекратить бег. Я был слишком напуган, чтобы просто остановиться, а может просто не сообразил. Очнулся я только у Казанского Собора, и вспомнив, что по Невскому лучше не бежать со скоростью ракеты остановился.
Кровь стучалась в стенки вен, как будто просилась наружу. Но сегодня я не предоставил ей такого шанса. Я выжил. Только сейчас понял, как я устал. Сел. На снег. Альтернативную посадочную площадку искать не было сил. Руки в карманы. Сигареты, разумеется, не нашёл. Ничего. Это не смертельно. Я закрыл глаза, не в силах больше держать веки поднятыми. На меня падал снег. Большими крупными хлопьями, которые тут же таяли на лице. Может даже не долетая до него. От меня ведь шёл такой жар, что мне казалось, будто кожа вот-вот начнёт гореть. Но этот жар не доставлял никаких неудобств. Ничего приятного тоже в нём не было. Он просто был. Как был я. Я был. Живой! Но сил радоваться тоже не было. Я лёг на снег – сидеть я уже тоже не мог. И сразу же провалился в сказочную смесь непонятных миров.
Снились высокие башни в пустыне. Снилась секундная стрелка, с каждым своим прыжком рвущая вокруг себя столетнюю паутину. Снились всполохи ярко-красного пламени, разбегающиеся волнами из под моих ног. И ещё что-то очень тяжёлое, тёмное, страшное, что не давало на себя смотреть, но позволяло себя чувствовать в полной мере. Я крутил головой пытаясь увидеть это «что-то», но оно всегда оставалось за спиной. Я побежал. Вокруг меня неслись уже другие сны, но эта сущность всё так же присутствовала. Я остановился. Сны тоже перестали бежать. Я находился в одном единственном. Сон был чёрно белый. Я стоял на железнодорожном мосту. Внизу пропасть. Она чёрного цвета. Как и небо. Значит сейчас ночь. Я опять обернулся и не увидел ничего за спиной. Пошёл дождь. Капли белые. Чёрт! Вся жизнь идёт как слайдшоу. Кадры сменялись быстро, но я всё же ловил те мгновения, когда всё вокруг застывало. Я услышал гудок. Пожалуй не стоит соваться под поезд даже во сне. Я сошёл с рельс. Почему я так ясно соображаю? Ведь это сон… Или нет? Что это и где я? Смерть? Может я умер? Всё вокруг так реально, и, в то же время, так не бывает. Чёрно-белая жизнь? Нет, чёрно-белый мир, время в котором измеряется кадрами. Мимо пронёсся поезд, в глаза попала пыль, и я вытер слезу. Нет, всё слишком реально, чтобы быть сном. А я слишком живой, чтобы быть мёртвым. Я посмотрел на свои руки. Чёрно-белые.
-Может ты покажешься? – обратился я к тому недоброму существу, что было у меня за спиной, - кто ты и что тебе нужно? Где я? Что это за место?
-Я давно жду, когда ты попросишь, - голос из за моей спины. Нет. Не из-за спины. Слова звучали отовсюду, заполняя всё пространство этого странного мира. – Я покажусь, раз уж ты так хочешь…
Через секунду… нет – через кадр надо мной задрожала белая балка, и вместе с ней задрожала её чёрная тень. Я стал свидетелем весьма завораживающего зрелища: балка и тень, чёрное и белое скручивались и извивались, перемешиваясь между собой, прыгая друг по другу то плавными контурами, то чёткими линиями. Начали появляться человеческие черты. Будто бы пластилин лепил сам из себя человека. Только это был не пластилин. Это были белый металл и чёрная тень. Не знаю, сколько прошло кадров, но секунд не больше десяти, и передо мной стоял человек. Вернее это был не человек – я это чувствовал. Но принявшее его форму существо видимо было неплохим скульптором. Незнакомец посмотрел мне в глаза тяжёлым немигающим взглядом.
-Кто ты?
-Я отвечу на все твои вопросы, но у нас есть дело, которое никак не может подождать.
-Что ещё за дело может быть у нас? Я тебя впервые вижу… - тут я понял что соврал себе. Где-то я уже видел суровые и спокойные черты этого лица. - … Или мы знакомы?
-Я всё расскажу, как только мы закончим, - теперь голос исходил именно от собеседника. Это как-то успокаивало. Видимо делало его более живым и человечным, хотя в глубине души я понимал, что это не так.
-Закончим что?
-Закончим чью-то жизнь. – как только он произнёс, я почувствовал, как потяжелела рука. Я сжимал в руке короткоствольный револьвер. Думать больше было не нужно. Я всё понял мгновенно. Сейчас или я или он. Кто-то останется стоять, и я просто не имел права мешкать, если я надеялся, что это буду я. Подняв взгляд в сторону противника, я встретил его взгляд и увидел уже поднятую для выстрела руку. Моя тоже была поднята. Хотелось остановить кадр, но кадры гораздо более жестоки чем секунды – они никогда не останавливаются. На то, чтобы целиться времени тоже не было. Выживет тот, кто первый выстрелит. Не знаю, откуда все эти мысли возникли в моей голове, но я ни на йоту не сомневался в их правильности. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Почти. Его выстрел прозвучал чуть раньше. Кадр сменился. И следующий показал меня, сидящего на коленях. Я прикрывал рукой кровоточащую белой кровью рану в груди.
-Всё-таки я сильнее. – нечеловек подошёл ко мне и сел рядом на корточки. – Я думал, ты расправишься со мной без особых усилий.
-Никогда не умел стрелять, - прохрипел я. Говорить было тяжело.
-Ерунда. Здесь – ты прекрасный стрелок. Это в том, твоём мире ты прочно скован собственными мыслями о том чего ты не умеешь. Это место даёт невероятную силу таким как ты и я. Я не могу допустить, чтобы в этом мире было два существа, способных на то, о чём даже они сами не знают. Слишком велика вероятность разрушения мира. А я, поверь, очень люблю это место. Здесь, можно сказать, я счастлив. Поэтому нам пришлось выяснить отношения так быстро. Я совсем не хотел подвергать мой мир опасности на время, когда бы я тебе всё рассказал.
-Но зачем же было меня убивать? Я бы просто ушёл, если бы ты попросил… - сказал я уже не поднимая головы. Силы уходили так же быстро, как кровь.
-Но я же тебя совсем не знаю! «Даже я не могу сказать тебе, что ожидать от бегущего» - так ведь тебе сказала Марта? Вот и мне не предсказать твои ходы. Ты глуп и это делает тебя очень опасным противником. Однажды ты уже обманул все мои ожидания. Ты не сел ко мне в машину. А ведь я был абсолютно уверен, что сядешь!
-Так это ты был в разбитой машине… - тут я наконец вспомнил, откуда я знаю это лицо. Хотя… Я ведь не видел его лица тогда, как же я его мог запомнить? – Почему я тебя помню?
-Это ты думаешь, что не видел моего лица тогда, на самом деле всё было не так. Просто я тогда был весь из чёрного, не как сейчас.
-Значит, ты - шритхайм.
-Марта здесь не была с тобой откровенна. Я никакой не шритхайм. Я – гораздо больше чем все шритхаймы вместе взятые. Я – Эйхнил. Да называет меня мастером теней. Я защитник этого мира и самая могущественная сущность в нём. Кстати, не объяснишь ли мне, как ты умудрился сюда попасть?
-Не знаю. – На большее количество слов меня не хватало. Я умирал. Но я не испытывал никаких эмоций по этому поводу. Единственным моим желанием было дослушать до конца, понять, что к чему, и насколько зря я умер. Тайны раскрывались одна за другой, ставя всё новые и новые вопросы. Но всё же они раскрывались. Минус тайны. Плюс новые.
-Не знаешь!? Дёргаешься значит до конца… Ну что ж, тогда и от меня ты ничего не услышишь. Вот дерьмо! Многое бы я отдал, чтобы тоже уметь изредка хватать твои мысли. До сих пор не понимаю, как Да этому научился.
-Я честно не знаю. Я просто долго бежал… потом заснул…
-Хм, очень странно. А монета у тебя с собой?
-Да.
-Ну это хорошо. Для тебя. В общем то наш разговор окончен. Я не стану рассказывать тебе больше. Ты всё равно пока опасен… Но я это скоро исправлю. И ещё одно – лучше не говори об этом разговоре Да.
-Как я ему скажу? Я же умираю.
-Не спорю. Я постарался. Я собрал практически всю свою силу, вложив её в пулю. Здесь в этом мире между мирами это сделать не легко, но возможно. И я собираюсь это повторить. – Он приставил к моему виску револьвер.
-Куда я теперь? В рай или в ад…
-Рай, ад… Веришь в Бога?
-А он есть?
-Откуда мне знать? Прощай, Бегущий.
Выстрел.
Я бы рассказал больше. Но я не успел. Моя вторая мировая. Вторая смерть. Прервала эту историю.
-Неправда! Никогда не верь никому, кто говорит, что я мёртв. Пусть даже это говорю я сам. Может виной всему эти проклятые кадры, которые так быстро идут? Или уже не идут?.. Я жив! И я в Питере! Ура!
-Да что ты!?
-Ага! Именно так! Привет, Она. Как же я рад тебя видеть!
Минус тайны
-Я бы рассказал больше. Но я не успел. Моя вторая мировая. Вторая смерть. Прервала эту историю.
Неправда! Никогда не верьте никому, кто говорит, что я мёртв. Пусть даже это говорю я сам. И вообще, умирать – чертовски глупое занятие. Люди умирают лишь, когда сами этого хотят. Просто порой они не знают, что им этого хочется. Может виной всему эти проклятые кадры, которые так быстро идут? Ч.И.В.О.???
Что я вообще несу? И почему я на крыше, почему рука в крови, почему я не чувствую боль? А главное - почему я спрашиваю об этом тебя, и откуда ты здесь?
-Это все вопросы?
-Нет, ещё я хочу знать, откуда тебе всё это знать?
-Действительно.
-Тогда может быть, ты скажешь, как тебя зовут. А то, как-то это не круто обращаться к тебе «О, мой уважаемый собеседник».
-Моё имя – звук, если тебе так интересно…
-Не, это никуда не годится. Обычно сначала говорят настоящее имя, а уже потом называют свой никнэйм.
-Моё настоящее имя никак не отражает моё настоящее я. Не вижу необходимости тебе его называть.
-Ну, как хочешь. Тогда я сам придумаю тебе имя. Хм, как бы тебя обозвать… О! Знаю! Назову тебя Эдвардом! Нет, не прикольно. Надо что-нибудь ещё более динозаврическое.… А, знаю, ты будешь Вильгельмом. М? Как тебе новое имя? Мне нравиться. Когда узнаю тебя получше, буду безобразно его коверкать и путать с другими именами. Ну ладно, надеюсь, ты передумал и назовёшь мне своё имя. Хотя нет, не надеюсь. Вильгельм – это веселее.читать дальше
-Ладно, как хочешь. В общем-то, это неважно. Важно то, что тебя хочет видеть Да. Сегодня в семь часов. И ещё он просил не опаздывать. В прошлый раз ты его довольно сильно огорчил.
-Откуда ты знаешь, что я игрок? – я вообще не понимал, что происходит, к тому же мало, что помнил, а точнее вообще не помнил последние часа два. А разговор с этим непонятным человеком, который зовёт себя «звуком», и которого я зову Вильгельмом, и которого на самом деле вообще чёрт знает, как зовут, ещё больше меня путал.
-Я скажу даже больше. Я знаю, что ты бегущий. Так сказал Да. Хотя, он мог бы и не говорить, это и так видно. Попробуй представить себе человека в одном свитере в двадцатиградусный мороз, от которого ещё и пар идёт.
-Ну да. Мог бы догадаться. А ты…, - тут я запнулся. Я почувствовал, как к горлу подошёл неприятный привкус крови. Я сплюнул и попал на штанину Вильгельму.
-Проклятье! Если бы ты был шритхаймом, ты бы умер на месте. А так придётся оставить тебя в живых. Но, во всяком случае, я не советую тебе повторять этот подвиг, - я не мог понять, шутит он или нет. Всегда интересно общаться с такими людьми, хотя иногда и чревато последствиями.
-Как говаривал один мой друг «К обновке!».
Собеседник стёр с джинсов кровь.
-Ну да, конечно… Может тебе не составит труда харкнуть ещё мне на куртку, кеды и свитер за одно? В кое то веки приоденусь, – всё это он произнёс совершенно беспристрастным тоном, так что я не мог позволить себе засмеяться. Вдруг он нахмурится? И тогда я в буквальном смысле умру от смеха, - Да ладно тебе, расслабься. Я не серьёзно. Короче, слушай внимательно. Мне кажется, ты переусердствовал со своей пробежкой. Учись контролировать свою скорость. Иногда она может тебя ударить. И судя по всему, ты с этим столкнулся. Это объясняет кровь изо рта и твою частичную потерю памяти. Я вот только не пойму, почему твоя ладонь ранена. Ну-ка покажи… Да, странно.
-Дмитрий Графов предложил бы весьма забавную версию ранения моей ладони…
-Кто это такой? Я будто слышал это имя раньше, хотя не уверен.
-Это один весьма забавный элемент, с которым мы учимся в одном универе.
-Ладно, это не столь важно. И, честно говоря, не интересно. Есть планы до двух часов?
-Нет. А чиво?
-Вот и Да сказал, что не должно быть. Значит, давай спустимся с крыши и зайдём в одно интересное место.
Интересное место называлось «брюхо». Обычный пивной бар, выгодное преимущество которого перед любыми другими заведениями такого сорта состояло в том, что кружка пива стояла всего тридцать рублей. Оказывается, есть на свете справедливость! К тому же оно совсем не показалось мне отвратительным. Вполне сносно. Да и пить из деревянной кружки вмещающей литр(!) весьма и весьма приятно.
После кружки пива я понял, что больше не могу молчать.
-Научи меня играть. А то я среди игроков я себя чувствую как.… Как кто? Наверное, как конюх среди египетских астрономов. Я же ничего не знаю. А если меня вычислят? Если какой-нибудь боец незаметно свернёт мне шею в час пик в вагоне метро? Научи меня хотя бы осторожности. Я вижу, что ты опытный игрок. Не знаю, почему. Не могу объяснить. Может, потому что тебя зовут Вильгельм, а может, потому что Её уроки не прошли даром.
-Это как?
-Ну, Она - это моя знакомая. Вообще то Её имя не склоняется, но я уже слишком привык извращать его. Так вот, Она учила меня чувствовать плохих и хороших людей. Долго она меня натаскивала. Где-то месяц подряд я тупо приезжал на Невский, усаживал своё седалище на землю и смотрел на людей. Сначала ничего не получалось, но потом стал что-то чувствовать. Как Она мне объяснила, я чувствовал очень плохих и очень хороших людей. В те времена их ещё было поровну…
-Ну, а дальше? – Вильгельм уставился на меня с неподдельным интересом.
-Экий ты благодарный слушатель! Подумать только! В общем, от них исходило что-то вроде тепла. Потом научился понимать, что «тепло» это разное. У плохих людей оно давило свинцовым одеялом.… Хм! Ну, блин, сказанул!.. Ладно. А то тепло, что исходило от хороших людей, было… другое какое-то,… не объяснить. Надо чувствовать. Чтобы понять прав я или нет, спрашивал у них, как пройти к космодрому. Пока обучался, получил фонарь под око и выслушал немало мата. Зато один мужик купил мне карту города и области в доме книги. Сказал, что если здесь космодрома не найду, лучше оставить это мероприятие, ибо это далековато. Короче говоря, я кое-как научился отличать мерзавцев от хороших людей, никак с ними не контактируя. Круто, правда? Вот я и думаю, вдруг это как-то связанно с тем, что я вижу в тебе опытного игрока. Хотя, может, это я всё просто выдумал и сам же в это поверил. Не знаю.
-Ну, должен признать, не ожидал от тебя такой прыти. Чувствовать такое – привилегия немногих игроков, а ты ещё тогда и роль то не получил. Ты ведь чувствовал шритхаймов и стеннехов. Просто шритхаймы питают злобу ко всем окружающим людям, и ты чувствовал это своё «свинцовое одеяло». А от стеннехов ты чувствовал «защиту». Это ты конечно выдал! Вот Да удивится такому. Хотя он последние лет сто уже устал удивляться. Но, в любом случае, за него удивлюсь я, - мой собеседник вытаращил глаза и открыл рот. У него так смешно получилось, что я не выдержал и прыснул от смеха в своё пиво, забрызгав его пеной. Вот этого я не ждал. Он лишь невозмутимо снял очки и протёр стёкла. – К обновке, да?.. А эта твоя «Она», она игрок?
-Сам хотел бы знать, но знаешь, что мне сказал Да?..
-Знаю, - усмехнувшись, перебил Вильгельм, - Знал бы ты, как мне в своё время осточертели эти его туманные ответы.… Но он прав. Ты и сам понимаешь, наверное, что человеку нельзя знать всё. Что-то должно быть от него скрыто, порой для его же блага. Он и не должен говорить тебе ничего. А раз он попросил тебя придти, значит, он всё же хочет тебе что-то сказать, так что прими это за большую честь. Многим игрокам вообще не доводилось слышать его голоса. Видимо, ты его и, правда, заинтересовал. Мои поздравления. А я тебя играть вообще не могу научить – у меня же своя роль, откуда я знаю, что делать бегущему?
- А что делают другие бегущие?
-Честно говоря, ты первый бегущий, которого я встречаю. Во-первых, потому что бегущий довольно редкая роль, а во-вторых, за всю историю игры ни один бегущий ничем особо важным не отличился, они не гасили свечи, не убивали игроков, не становились наблюдателями. В общем, это довольно неприметные игроки. Однако шритхаймы, почему-то всегда интересовались вашими способностями. А, может, и не способностями… Не знаю, что у них вызывало такой интерес, но их охотники всегда больше гонялись за бегущими, чем за лучшими бойцами стеннехов. Так что будь очень осторожен. Да сказал, что ты неплохо бегаешь, но ты больше делаешь упор на скорость, чем на выносливость. Это может сыграть с тобой злую шутку, если за тобой идёт охотник. Хотя охотник здесь даже не обязателен. Тебя же шибануло утром…. А насчёт Оны… Она… Неё, короче…
-Вот и мне куда удобнее бессовестно склонять её имя.
-Насчёт Неё, почему ты сам не спросишь, игрок она или нет?
Я растерялся и сник. Действительно, почему?
-Ну не всё так просто…
-Всё просто, а если тебе и кажется это сложным, то поверь, выведать у Да будет куда сложнее.
-Допустим, - мне не хотелось поднимать эту тему. Наверное, я помрачнел. Вряд ли будет очень здорово, если Вильгельм заметит это. Я встал и пошёл ещё за пивом. И пока шёл туда и обратно, невероятным усилием воли запихнул глубоко внутрь всё, что могло меня выдать и, похоже, у меня получилось, а может, он просто не был обделён вежливостью, и не замечал специально. Так или иначе, меня устраивали оба варианта. – Слушай, а зачем вообще всё это?.. Игра, свечи игроки,… что-то я совсем не въезжаю,… голова идёт кругом от всех этих чудес в решете. Мне показали дофига чудес, и никто так и не указал мне на решето, хотя я и спрашивал. Это не гуманно.
-Не тебе судить, что гуманно, гуманоид… - он фыркнул, усмехнувшись, и вместе с ним хохотнул я. Похоже, не я один люблю извращаться всякими забавными словечками, хотя ничего смешного в них вроде бы никогда не присутствовало. – Знаешь, как стать хорошим игроком? Не задаваться такими вопросами. О предназначении игры судить не нам. Тебе выпала великая честь получить роль. Радуйся и береги её. А какое тебе дело до того, за что тебе она досталась? А что касается свечей, то тут всё банально, чем больше свечей добра горит и больше свечей зла потушено, тем стеннехи чувствуют себя лучше…
-Это как?
-Ну как это как? Просто счастливее. Некоторые сильнее. И наоборот.
-А почему свечи зла? Что в них такого злого? И вообще, почему шритхаймы считаются злыми, если вы так же убиваете их игроков, тушите их свечи…. Кто прав? Не ужели вы не можете не тушить свечи вообще. Пусть у каждой стороны будет по шесть. И волки целы и овцы сыты… ну или наоборот… ты понял, короче.
-Главное различие между нами конечно не в свечах, бестолочь ты этакая. Они - те, кто хочет уничтожить все декорации, а мы считаем, что они имеют право на существование. Мы – защитники. Поэтому декорации окрестили нас добром, а их злом. Это ведь их слова. Просто говорить на Древнем Языке Игрока, уже давно не умеет абсолютное большинство игроков. Там всё было куда более корректно, и ничто не указывало на принадлежность враждующих сторон к добру или злу. Когда игроки говорили на этом языке, они все понимали, что Добро и Зло – куда более сложные вещи, чем кажутся с первого взгляда. Вот никто и не претендовал на то чтобы принадлежать к тому или другому. А насчёт соглашения – это ты сморозил. Ни один шритхайм никогда не согласится на это. Им нужна лишь полная победа. Тогда город станет таким, каким они хотят его видеть – он задушит всех, кто не принадлежит к их числу. Ты чувствуешь, что раньше тебе гораздо лучше жилось? Года два назад был полный баланс, а сейчас соотношение свечей стало шесть к четырём. Это не смертельно, но дышать нам стало труднее, и в том числе, в буквальном смысле. Чертовски мало игроков, умеющих искать и тушить свечи, но ещё меньше тех, кто умеет искать и зажигать свечи. Поэтому большая часть игроков просто воюет.
-Слушай, а почему вы просто не встретитесь «стенка на стенку», да и всё? И война закончится за пару дней. Почему такого до сих пор не произошло?
-Ну, во-первых, не вы, а мы…. Ты теперь в рядах стеннехов, и уже не отвертишься. Воевать тебе ещё придётся, я уверен. И никакая твоя мораль, никакие понятия о чести тебя не уберегут от необходимости убивать. На этой войне пацифисты живут очень не долго. Большинство из них тут же превращается в солдат. Так что, как бы тебе не хотелось, не быть частью игры, это невозможно. По крайней мере, для тебя. Хотя у каждого есть шанс стать наблюдателем, например.… А во-вторых, война ведётся, не для того, чтобы перебить всех, а для того, чтобы изменить баланс в свою сторону. Если будут гореть все и только свечи добра (а я верю, что так будет), шритхаймы будут уже не шритхаймами. Они встанут на нашу сторону, и наступит мир. Или наоборот. Они выиграют, и мы, как и весь этот мир, станем тьмой. Или, по крайней мере, сродни ей.
-Ух ты, - я больше ничего не мог сказать. Только что этот игрок, сидящий напротив меня и с нескрываемым удовольствием наблюдающий мою встревоженную, удивлённую и глупую физиономию, рассказал мне главное. Не вдаваясь в подробности, но именно самую суть. Я вдруг понял, персонажем, какой интересной, странной и не совсем доброй сказки я стал. Поэтому я просто молча сидел, уставившись на дно опустевшей кружки, и переваривал его слова и пиво. А он и не пытался мешать этому процессу. Но минут через пять я не выдержал тишины, -И ты молчишь…. Видимо, бывают и более приятные собеседники, чем я, а раз уж я заткнулся, надо пользоваться такой возможностью, не так ли?
-Так ли. Ты просто невыносим, приятель. Так что поднимайся и беги к Да. Оставь немного сил, чтобы достать и его. Да, и будь осторожней, не бегай по людным улицам. Всё же старайся бежать более незаметными маршрутами. Если уж приспичит прогуляться по Невскому, не беги ни в коем случае. Там самая большая концентрация игроков на квадратный метр. Там лучше вообще себя не проявлять никак и никогда. Шансы, что тебя заметит шритхайм – около 30%, я бы сказал. Так что там никогда не выпендривайся. Ну, всё, до встречи, вон с глаз моих долой.
-До встречи? А мы ещё встретимся?
-Мир тесен, а Питер ещё тесней, а уж этот Питер – это, в сущности, как моя прихожая. Не возможно снять пальто, не заехав локтем по лбу знакомому…. Мда.… Не очень понятно я сказал, наверное…
-Ну почему же? Я понял.
Я вышел за дверь и осознал, что лучше мне сейчас вообще не бежать. Мне бы хотя бы идти бы ровно…Видимо, пиво было чуть крепче меня. Благо, метро оказалось поблизости. Через пять минут я уже укрылся за его дверями от ужасно надоевшего мне зимнего Питера.
Народу было немало…. К чему бы это? Вроде бы, час пик не должен был предвидеться, по крайней мере, ещё часа три. Тем не менее, толпа жевала людей безжалостной, хотя и не смертельной, мясорубкой и заставляла задуматься о правильности метрошных часов (или о правильности моего зрения). Я чуть постоял, и решил, что выбор у меня вряд ли имеется. Придётся пожертвовать кислородом и свободой телодвижений, я совсем не хотел бежать, залив в себя три литра пива. Я театрально вздохнул, как вздыхают принцессы, у которых обломалось всё счастье в жизни, и полез пробиваться к турникетам. Неприятно, но бывали давки и похуже. Например, когда тебе позарез нужно сесть в вагон, а препятствует этому плотная живая стена. В таких случаях, я просто представлял себя тонким осенним листом и пробовал влезть под аккомпанемент матерящихся пассажиров, которым этот акт, несомненно, доставлял мало удовольствия. И обычно получалось. Поэтому я решил не напрягать и свои, без того не знавшие покоя весь последний месяц, мозги, а просто попытался вжиться в роль жёлтого кленового листа. Слава Богу, на фантазию я никогда не жаловался. Думаю, это занятие просто отвлекало меня от причиняемых в давке неудобств, и я воспринимал их спокойно. Я уже почти пробился к турникету, как вдруг что-то внутри меня метнулось испуганной мышью, и я потерял душевное спокойствие. Я снова чувствовал это «свинцовое одеяло», причём настолько остро, что ни одна давка никогда не сможет сравниться с этим ощущением тяжести. Я стиснул зубы и сжал до боли кулаки, чтобы хоть как-то удержать себя в сознании. Перед глазами всё плыло и плясало отдаляясь и приглушаясь. Я изо всех сил тряхнул головой. Не помогло, я чувствовал, что вот-вот отключусь, и уже никак не смогу противится этому железобетонному теплу, выворачивающему меня наизнанку. Но я придумал, как мне выбраться. Я абсолютно не был уверен в правильности решения, но мне было уже плевать, я думал, что хуже, чем в тот миг уже быть не может. Собрав все стремительно покидающие меня силы, я закричал. Не думая о связках, и об окружающих меня декорациях. Я уже был не в состоянии думать. Зато был в состоянии кричать, и по мере того как мой крик отражался от сводов метро, я чувствовал, как ко мне возвращаются силы… и как крепнет мой крик. В самом начале он вышел очень громким даже для такого шумного места как метро, но уже через пару секунд мой крик стал ещё громче, кроме того, он стал куда более низкий и трансформировался, скорее, в рык. Я чувствовал, как вибрирует воздух вокруг. В этом было что-то очень приятное, что не описать словами. К тому же, я почувствовал, что весь мой хмель исчез в никуда. Но уже через секунду я стих. Кричать я больше не мог. Я огляделся и понял, что надо выбираться. Толпа вокруг меня явно не была в восторге от моей выходки, каждый стоял, заткнув уши руками, а тот кто не мог в этой давке вытащить руки, закрывал уши, прижимаясь к рядом стоящим рядом товарищам по несчастью. Мне даже стало стыдно за такое своё поведенье. В прочем, это не помешало мне вспомнить, что рядом со мной опасность, и если я так и продолжу стоять тут в толпе болваном, вряд ли я буду в праве надеяться на хорошее окончание этого спонтанного спектакля. Усиленно работая локтями, я начал пробираться к выходу. Благо, люди уже не шли мне навстречу после моей арии. Но веселье состояло в другом – один за одним, декорации начинали избавляться от своего оцепенения, и те освободившееся, испытывая, разумеется, самые тёплые чувства, пытались схватить меня за рукава. Я бы мог рвануть с места, я же в конце концов, бегущий, но рвануть было некуда. Меня окружало плотное живое кольцо. Однако, в те моменты, когда я опасаюсь за свою, простите, задницу, меня не так то просто одолеть. Я шёл танком, вырываясь из всех хваток… нет, не шёл, я уже почти бежал. Так что, когда я вырвался из окружившей меня массы, преградивший мне путь милиционер испытал на себе всю мощь стартового рывка бегущего. Пожалуй, я сбил его не хуже какого-нибудь американского футболиста. Перед выходом я метнул взгляд назад, и увидел, что добрая часть толпы ломится за мной к выходу. Я отчётливо чувствовал среди них шритхайма. Ещё я знал, что он пока не хочет, чтобы я его видел, и чтобы я знал как он выглядит, поэтому, враг держался в толпе. Без промедлений я вышиб дверь метрополитена, да простит меня Дмитрий Графов, и весь превратился в одну размытую линию, летящую прочь, сквозь дворы, переходы, улочки и подворотни. Вроде бы я бежал, чертовски быстро, даже для себя, и в то же время я понимал, как долго тянутся секунды. Я даже чувствовал, что моё сердце бьётся куда реже, хотя оно и так никогда не отличалось частым пульсом. Вокруг меня валил пушистый снег, хотя нет, он не валил, он почти завис в воздухе. Пожалуй, так бы он падал на луне, если б он там был. Чувство нереальности всего происходящего навязывало мне мысли, что это сон, и в то же время, благодаря другому сверлящему меня чувству, я знал что это не сон. Я ощущал присутствие шритхайма рядом. Отдалённая волна этого омерзительного тепла доносилась до меня то справа, то с лева, из-за чего я постоянно менял направление. Создавалось впечатление, будто бы я носился вокруг своего противника. Я начинал паниковать. Я никуда не мог деться, а силы при такой скорости могли закончиться в любую минуту, как, по словам Вильгельма, уже случилось со мной этим утром. Как только я вырывался из окружавшего меня чувства опасности, оно вновь подступало с другой стороны. Нужно было опять родить неожиданный ход, и чем скорее, тем лучше. Но моя голова отказывалась работать. Работали только ноги. Я снова почувствовал шритхайма сзади и влетел в очередной двор.
Проклятье. Тупик. Это был обычный питерский колодец. Выхода больше не было. Я остановился и шарил глазами по разбитым стенам окружившего меня двора. В парадку! Нет, везде закрыто – домофоны. Пока я думал, я увидел, как не спеша, в арку двора вошёл мой враг. Из-за недостатка света, я видел только его силуэт. Высокая фигура в длинном пальто. Шритхайм остановился и скрестил руки на груди. Он ждал. Ждал, что я попытаюсь вырваться из подворотни, проскочив мимо него. Он бросал мне вызов. Вокруг нас воцарилась самая жуткая тишина, которую только можно представить. Мы стояли друг напротив друга, как дуэлянты в вестернах, неподвижно и молча, и не смотря на то, что противник по моим ощущениям был более чем грозным, я каким-то образом чувствовал, его напряжение. И напряжение это даже превосходило моё. Если бы у этого чувства был запах, во дворе бы отчётливо пахло порохом. Как бы то ни было, я тоже не решался начать свой разгон, хотя, другого выхода, похоже, не было. А вдруг у меня не хватит сил? Я ведь так долго их тратил… Ладно, допустим, я смогу пробежать, а что дальше? Продолжить бег, не зная, на сколько меня ещё хватит? И всё же это было гораздо лучше, чем стоять здесь и задыхаться от тяжёлого тепла, задаваясь риторическими вопросами.
-Ну давай, слабак, сделай же хоть что-нибудь, - пожалуй мой второй и суровый я был мне сейчас необходим, как никогда, - если не можешь драться, имей смелость хотя бы на то, чтобы сбежать.
Я выдохнул из себя воздух, и с силой втянул в лёгкие новый – вряд ли я стал от этого более спокойным, но, как ни странно, решительности во мне сразу прибавилось. Я сделал шаг навстречу противнику. Ещё один. Быстрее. Быстрее. Время опять растянулось бесконечной жвачкой. На прямой в двадцать – тридцать метров мне предстояло развить свою максимальную скорость. Я слабо верил в успех, но всё же, как всегда, я старался не думать о том, что будет в случае неудачи. Я увидел, как шритхайм широким взмахом развёл руки в стороны, и успел заметить сверкнувшие в его руках лезвия. Безотчётный страх пронзил всё моё тело, но не тот страх, который делает из человека безвольное существо, готовое смириться со всем, а страх, который заставляет думать быстрее и точнее. Миллисекунды мне хватило на то, чтобы окинуть часть двора взглядом и заметить окно и автомобиль под ним. Успею ли? Я уже набрал неплохую скорость и вот-вот влечу под своды арки… Скользко. Но даже снег и лёд были мне подвластны в тот миг. Я развернулся будто в шиповках на прорезиненной дорожке стадиона, а в следующую секунду я уже влетал на крышу автомобиля. В прыжок с его крыши в окно второго этажа я вложил, все силы, которые у меня остались. Треск и звон стекла. И я падающий на лестничную клетку. Обессиленный и изрезанный стеклом. Я думал, что так. Но я ошибался. Если человек любит жизнь и не хочет с ней прощаться, он просто не может быть обессиленным, особенно, если этот человек – я. Так что через мгновенье я уже был на ногах и звонил во все двери. К моему облегчению, ждать пришлось недолго, и мне тут же открыл дверь мужик в халате и бутылкой в руке. Наверное, он даже не заметил, как я проскочил мимо него в квартиру, зато он, наверняка услышал как я пробил его стекло на кухне. Стыдно? Да, нет, стыдно мне не было! Просто когда ты думаешь, что смерть пытается схватить тебя за ляжку, ты вряд ли подумаешь о нанесённом кому-то бытовом ущербе. А мне, летящему из его окна на улицу было тем более не до того. Мне вообще было не до чего. К этому моменту все мысли переросли в одну, захватившую всё моё существо – БЕЖАТЬ. Я довольно удачно приземлился, перекувырнулся и продолжил бег. Никаких ссадин и ран я тогда не чувствовал, зато чувствовал, что погони больше нет. Тяжёлое и недоброе тепло больше не касалось меня. Это, однако, не позволяло мне прекратить бег. Я был слишком напуган, чтобы просто остановиться, а может просто не сообразил. Очнулся я только у Казанского Собора, и вспомнив, что по Невскому лучше не бежать со скоростью ракеты остановился.
Кровь стучалась в стенки вен, как будто просилась наружу. Но сегодня я не предоставил ей такого шанса. Я выжил. Только сейчас понял, как я устал. Сел. На снег. Альтернативную посадочную площадку искать не было сил. Руки в карманы. Сигареты, разумеется, не нашёл. Ничего. Это не смертельно. Я закрыл глаза, не в силах больше держать веки поднятыми. На меня падал снег. Большими крупными хлопьями, которые тут же таяли на лице. Может даже не долетая до него. От меня ведь шёл такой жар, что мне казалось, будто кожа вот-вот начнёт гореть. Но этот жар не доставлял никаких неудобств. Ничего приятного тоже в нём не было. Он просто был. Как был я. Я был. Живой! Но сил радоваться тоже не было. Я лёг на снег – сидеть я уже тоже не мог. И сразу же провалился в сказочную смесь непонятных миров.
Снились высокие башни в пустыне. Снилась секундная стрелка, с каждым своим прыжком рвущая вокруг себя столетнюю паутину. Снились всполохи ярко-красного пламени, разбегающиеся волнами из под моих ног. И ещё что-то очень тяжёлое, тёмное, страшное, что не давало на себя смотреть, но позволяло себя чувствовать в полной мере. Я крутил головой пытаясь увидеть это «что-то», но оно всегда оставалось за спиной. Я побежал. Вокруг меня неслись уже другие сны, но эта сущность всё так же присутствовала. Я остановился. Сны тоже перестали бежать. Я находился в одном единственном. Сон был чёрно белый. Я стоял на железнодорожном мосту. Внизу пропасть. Она чёрного цвета. Как и небо. Значит сейчас ночь. Я опять обернулся и не увидел ничего за спиной. Пошёл дождь. Капли белые. Чёрт! Вся жизнь идёт как слайдшоу. Кадры сменялись быстро, но я всё же ловил те мгновения, когда всё вокруг застывало. Я услышал гудок. Пожалуй не стоит соваться под поезд даже во сне. Я сошёл с рельс. Почему я так ясно соображаю? Ведь это сон… Или нет? Что это и где я? Смерть? Может я умер? Всё вокруг так реально, и, в то же время, так не бывает. Чёрно-белая жизнь? Нет, чёрно-белый мир, время в котором измеряется кадрами. Мимо пронёсся поезд, в глаза попала пыль, и я вытер слезу. Нет, всё слишком реально, чтобы быть сном. А я слишком живой, чтобы быть мёртвым. Я посмотрел на свои руки. Чёрно-белые.
-Может ты покажешься? – обратился я к тому недоброму существу, что было у меня за спиной, - кто ты и что тебе нужно? Где я? Что это за место?
-Я давно жду, когда ты попросишь, - голос из за моей спины. Нет. Не из-за спины. Слова звучали отовсюду, заполняя всё пространство этого странного мира. – Я покажусь, раз уж ты так хочешь…
Через секунду… нет – через кадр надо мной задрожала белая балка, и вместе с ней задрожала её чёрная тень. Я стал свидетелем весьма завораживающего зрелища: балка и тень, чёрное и белое скручивались и извивались, перемешиваясь между собой, прыгая друг по другу то плавными контурами, то чёткими линиями. Начали появляться человеческие черты. Будто бы пластилин лепил сам из себя человека. Только это был не пластилин. Это были белый металл и чёрная тень. Не знаю, сколько прошло кадров, но секунд не больше десяти, и передо мной стоял человек. Вернее это был не человек – я это чувствовал. Но принявшее его форму существо видимо было неплохим скульптором. Незнакомец посмотрел мне в глаза тяжёлым немигающим взглядом.
-Кто ты?
-Я отвечу на все твои вопросы, но у нас есть дело, которое никак не может подождать.
-Что ещё за дело может быть у нас? Я тебя впервые вижу… - тут я понял что соврал себе. Где-то я уже видел суровые и спокойные черты этого лица. - … Или мы знакомы?
-Я всё расскажу, как только мы закончим, - теперь голос исходил именно от собеседника. Это как-то успокаивало. Видимо делало его более живым и человечным, хотя в глубине души я понимал, что это не так.
-Закончим что?
-Закончим чью-то жизнь. – как только он произнёс, я почувствовал, как потяжелела рука. Я сжимал в руке короткоствольный револьвер. Думать больше было не нужно. Я всё понял мгновенно. Сейчас или я или он. Кто-то останется стоять, и я просто не имел права мешкать, если я надеялся, что это буду я. Подняв взгляд в сторону противника, я встретил его взгляд и увидел уже поднятую для выстрела руку. Моя тоже была поднята. Хотелось остановить кадр, но кадры гораздо более жестоки чем секунды – они никогда не останавливаются. На то, чтобы целиться времени тоже не было. Выживет тот, кто первый выстрелит. Не знаю, откуда все эти мысли возникли в моей голове, но я ни на йоту не сомневался в их правильности. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Почти. Его выстрел прозвучал чуть раньше. Кадр сменился. И следующий показал меня, сидящего на коленях. Я прикрывал рукой кровоточащую белой кровью рану в груди.
-Всё-таки я сильнее. – нечеловек подошёл ко мне и сел рядом на корточки. – Я думал, ты расправишься со мной без особых усилий.
-Никогда не умел стрелять, - прохрипел я. Говорить было тяжело.
-Ерунда. Здесь – ты прекрасный стрелок. Это в том, твоём мире ты прочно скован собственными мыслями о том чего ты не умеешь. Это место даёт невероятную силу таким как ты и я. Я не могу допустить, чтобы в этом мире было два существа, способных на то, о чём даже они сами не знают. Слишком велика вероятность разрушения мира. А я, поверь, очень люблю это место. Здесь, можно сказать, я счастлив. Поэтому нам пришлось выяснить отношения так быстро. Я совсем не хотел подвергать мой мир опасности на время, когда бы я тебе всё рассказал.
-Но зачем же было меня убивать? Я бы просто ушёл, если бы ты попросил… - сказал я уже не поднимая головы. Силы уходили так же быстро, как кровь.
-Но я же тебя совсем не знаю! «Даже я не могу сказать тебе, что ожидать от бегущего» - так ведь тебе сказала Марта? Вот и мне не предсказать твои ходы. Ты глуп и это делает тебя очень опасным противником. Однажды ты уже обманул все мои ожидания. Ты не сел ко мне в машину. А ведь я был абсолютно уверен, что сядешь!
-Так это ты был в разбитой машине… - тут я наконец вспомнил, откуда я знаю это лицо. Хотя… Я ведь не видел его лица тогда, как же я его мог запомнить? – Почему я тебя помню?
-Это ты думаешь, что не видел моего лица тогда, на самом деле всё было не так. Просто я тогда был весь из чёрного, не как сейчас.
-Значит, ты - шритхайм.
-Марта здесь не была с тобой откровенна. Я никакой не шритхайм. Я – гораздо больше чем все шритхаймы вместе взятые. Я – Эйхнил. Да называет меня мастером теней. Я защитник этого мира и самая могущественная сущность в нём. Кстати, не объяснишь ли мне, как ты умудрился сюда попасть?
-Не знаю. – На большее количество слов меня не хватало. Я умирал. Но я не испытывал никаких эмоций по этому поводу. Единственным моим желанием было дослушать до конца, понять, что к чему, и насколько зря я умер. Тайны раскрывались одна за другой, ставя всё новые и новые вопросы. Но всё же они раскрывались. Минус тайны. Плюс новые.
-Не знаешь!? Дёргаешься значит до конца… Ну что ж, тогда и от меня ты ничего не услышишь. Вот дерьмо! Многое бы я отдал, чтобы тоже уметь изредка хватать твои мысли. До сих пор не понимаю, как Да этому научился.
-Я честно не знаю. Я просто долго бежал… потом заснул…
-Хм, очень странно. А монета у тебя с собой?
-Да.
-Ну это хорошо. Для тебя. В общем то наш разговор окончен. Я не стану рассказывать тебе больше. Ты всё равно пока опасен… Но я это скоро исправлю. И ещё одно – лучше не говори об этом разговоре Да.
-Как я ему скажу? Я же умираю.
-Не спорю. Я постарался. Я собрал практически всю свою силу, вложив её в пулю. Здесь в этом мире между мирами это сделать не легко, но возможно. И я собираюсь это повторить. – Он приставил к моему виску револьвер.
-Куда я теперь? В рай или в ад…
-Рай, ад… Веришь в Бога?
-А он есть?
-Откуда мне знать? Прощай, Бегущий.
Выстрел.
Я бы рассказал больше. Но я не успел. Моя вторая мировая. Вторая смерть. Прервала эту историю.
-Неправда! Никогда не верь никому, кто говорит, что я мёртв. Пусть даже это говорю я сам. Может виной всему эти проклятые кадры, которые так быстро идут? Или уже не идут?.. Я жив! И я в Питере! Ура!
-Да что ты!?
-Ага! Именно так! Привет, Она. Как же я рад тебя видеть!
@настроение: Питерское
-
-
30.06.2009 в 01:34А так - читаю. Нравится))